Идиллическая кончина Ганца Кюхельгартена

Как-то раз Пушкин решил разыграть Тургенева. Переоделся он в Толстого Льва Николаевича, пришёл к нему, стучится в дверь. А Тургенев, будучи с детства пугливым и опасливым, из окна смотрит – батюшки Святы, Толстой! Тургенев-то, как никто хорошо знал, что Толстой очень любил детей, а к нему, Тургеневу, он особенно нежно и трепетно относился, как к родному дитятку, — мог загладить насмерть! Тогда Тургенев быстро переоделся в домработницу, подбежал к слуге, и говорит ему шепотом:
— Скажи, что Тургенева нет дома, мол, он уехал в Баден-Баден.
Слуга открывает дверь и спрашивает Пушкина, переодетого в Толстого:
— Вам кого?
— Я граф Толстой, глаза разинь!- отвечает Пушкин, — к другу Тургеневу.
— А Тургенева дома нету, он намедни в Баден-Баден уехал, — отвечает слуга и закрывает дверь.
Постоял Пушкин, делать нечего — видимо, опять сегодня с корешами в карты придётся играть до утра. Что за жизнь – никакого разнообразия! Собрался, было уходить, вдруг, видит, к дому Тургенева Гоголь идёт. Тогда Пушкин не знал, что это Гоголь, (тот в те времена только первые шаги в писательском ремесле делал, да и собственно Гоголем его не величали), но уже интуитивно шибко его боялся — что-то в облике этого бледнолицего патлатого человека с носом хищной птицы было подозрительное, к тому же он перемещался по тверди земли какой-то странной походкой. Разоблачился тогда Пушкин из наряда Толстого, обретя истинный свой имидж, забарабанил в дверь Тургенева и кричит:
— Брат Тургенев, я знаю, что ты дома, это я, Пушкин, спрячь меня от Гоголя!
Услышав крики Пушкина, Тургенев, посмотрел на всякий случай в окно и,
убедившись, что это действительно Пушкин, велел слуге впустить Пушкина, но Гоголя не пущать ни под каким предлогом, потому что он сам его боялся пуще Толстого, хотя и не видел доселе никогда.
Гоголь подошёл к двери дома Тургенева, думая, что в нём живёт Пушкин, по причине того, что Толстой ему неправильно указал адрес Пушкина. Значит, стучится он в неё, эдак робко, но решительно, ибо перед этим для храбрости выпил наливки и чуток переборщил. Опасаясь того, что Гоголь может вышибить дверь, Тургенев переоделся в Толстого, взяв прикид «матёрого человечища» у Пушкина, открывает дверь и говорит:
— Вам кого?
Гоголь, не заподозрив подвоха с переодеванием, принял трусливого Тургенева за грозного Толстого, но, будучи изрядно навеселе, ничуть его не испугался, даже, можно сказать, ему обрадовался.
— А, старина Толстой! С каких это пор ты у Пушкина в прислужниках?
Тургеневу обидно стало от таких слов, он хоть и пугливым был, но гордым. Сорвал он с себя толстовские одежды и говорит Гоголю:
— Всемилостивейший государь, я известный писатель Тургенев, а не какой-нибудь там Толстой! Просто вот к маскараду готовлюсь….
Гоголь ему в ответ:
— А мне это собственно до подсвечника. Я не к Толстому и не к Тургеневу пришёл, а непосредственно к Пушкину. Принёс ему своё новое сочинение….
— Ну, тогда, дражайший, к Пушкину и идите, скатертью дорога, а здесь я, Тургенев, живу, — зло ответил Тургенев, и захлопнул дверь перед самым носом Гоголя, едва его не прищемив.
Тогда опечаленный Гоголь прямиком отправился в издательство и отдал в печать свой опус «Бац! Трюфель гадин».  Как известно, впоследствии он же сам весь тираж скупил и уничтожил, ибо сочинение само по себе было весьма позорным.
Пушкин с Тургеневым, в то время, когда Гоголь от двери тургеневского дома уходил прочь, вылезли в окно, Тургенев указал на него пальцем, и вопросил:
— А с чего это ты, брат Пушкин, взял, что это Гоголь?
А Пушкин отвечает:
— Да, ты только посмотри, на него, брат Тургенев, ну ведь вылитый Гоголь!
Так с лёгкой руки Пушкина никому неизвестный писака В. Алов стал великим писателем Гоголем.

«Ганц Кюхельгартен» («идиллия в картинах») — поэма Николая Васильевича Гоголя, написанная им ещё в Нежинской гимназии в 1827 году. Опубликована в 1829 году под псевдонимом В. Алов.